Вот такой случился сон
26 01 17 - 00:01
Я поднимался по лестнице, ведя под руку женщину. Лестница была старая, с вычурными коваными перилами и пыльными маленькими окошками. Я посмотрел на женщину... Нет, я попытался посмотреть на женщину, и у меня не получилось. Я испуганно замер. Нет, не замер, мои ноги продолжали спокойно и независимо перебирать ступени. Меня это ошарашило, и я изо всех сил напрягся, пытаясь одолеть мое тело. Тщетно. Однако из глубин черепа до меня донеслось недовольное «Тссс!». Достаточно доброжелательное, впрочем. Не в смысле «Нишкни, смерд!», а в смысле «Потерпи, не время!». Я рассудил, что если эта дикая ситуация не завершится внезапным, например, пробуждением, то время разобраться у меня будет. А если завершится... Тогда и разбираться не придется.
Я мысленно расположил себя в кресле, закинув ногу на ногу и продолжал подниматься.
В это время я посмотрел на спутницу. Нет, моя голова повернулась и я увидел спутницу. Она была несколько не в моем вкусе, чуть старше, чем я любил, с короткой темной прической, в легком пальто до колен (я не видел коленей женщины, но почему-то знал это). Она таинственно улыбалась, глядя перед собой, и не столько опиралась на руку, сколько исполняла ритуал ухаживания, я чувствовал, что для нее естественнее взбежать по лестнице, чем этак чинно подниматься.
Мы подошли к высокой, тяжелой двери, я вынул из кармана здоровенный пижонский ключ, отпер дверь и пропустил даму вперед.
Коридор был тоже старым, с высоченными потолками, немодными, но удивительно хорошо сохранившимися обоями, винтажной деревянной вешалкой, на одном из крючков которой висели две стрелки от башенных часов, часовая была с руку длиной.
— Ого! - глаза дамы восхищенно расширились, — Такая жилплощадь в центре Петрограда!
Петрограда — отметил я, стало быть, действие пьесы происходит в Питере до 1924 года. Но явно уже не в 19 веке, начало 20-го, очевидно. Тут же в моей голове возникло знание, что год — 1922.
Я принял у дамы пальто, под которым оказалось платье с очень низкой талией, изящно драпирующее неплохую фигуру. Все равно не в моем вкусе.
В коридоре было теплее, чем на лестнице, но все же довольно зябко. Я откинул дверцу печки, торцом выходящей в коридор, там едва тлели угли. В дровяном ящике я обнаружил полтора полешка и щепки. Женщина поняла мои намерения и вежливо запротестовала:
— Не надо дотапливать, и так хорошо!
Я галантно улыбнулся:
— Один момент! — и прошел дальше по коридору. Голос у меня был явно не мой, хотя довольно приятный. Чересчур слащавый, может быть.
В дальнем конце коридора оказалась еще одна дверь, напротив входной. Я отпер ее и обомлел: снаружи был двор, и там было теплее, чем внутри! Меня внешнего это нисколько не удивило, он повернулся, чтобы отдать какие-то указания типа «Располагайтесь, я сейчас», но дама была уже за спиной, глядя во двор восторженными глазами:
— Да это же Москва!
Я бросил взгляд через плечо. Действительно, между характерными московскими домиками с маленькими окнами вдалеке виднелись знаменитые зубцы кирпичной кремлевской стены и часть башни со знаменитой же рубиновой звездой на шатре. «В двадцать втором там еще были орлы!» — возмущенно подумал я, и в моей голове немедленно прорезалось знание, что это в Петрограде год 1922, а здесь, в Москве — 1934.
Почему-то дама не удивлялась, а только восхищалась увиденным. Похоже, она знала больше меня.
— Не уходите никуда, я сейчас вернусь, - сказал я ей.
Выйдя из пустого и трогательно винтажного, для моего восприятия, двора, я вышел в такой же пустой и трогательный переулочек. Почти пусто: прямо на меня с тарахтеньем мчался открытый автомобиль, которым управлял человечек в белом костюме и франтоватой белой же шляпе. Я дернулся поскорее перейти дорогу, но владелец моего тела рассудил иначе: он встал посреди переулка прямо на пути автомобиля и замер в решительной позе.
Шофер, казалось не видел меня или считал, что для него привычнее давить колесами всех подряд, он не затормозил и не сбавил скорость, и рулил прямо на меня. Я (внутренний) весь сжался, но даже не почувствовал удара: бампер резко но нежно, как пушинка, уткнулся мне в ноги, водитель выбил головой ветровое стекло, и мотор заглох. Я ожидал, что пижон в белом сейчас вылетит через капот на меня, но он удержался и, похоже, даже не поцарапался и не потерял своей шляпы. Он выскочил на мостовую, и с недоумением смотрел на меня. Я схватил машину за решетку радиатора и небрежно отодвинул нос авто в сторону.
Вот здесь, несмотря на фантастичность происходящего, я понял, что это не сон, а что-то другое. Уж больно явственно я ощутил в своих ладонях пыльный и неожиданно теплый металл и пыль на нем. Почему-то я оставался вполне спокойным. Возможно, мой мозг (мой ли?) попросту не смог подобрать подходящей реакции на происходящее.
— Зачем ты здесь? — спросили мои губы.
Я отметил, что моя внешняя ипостась лаконичнее меня, я бы, наверное, сформулировал вопрос как «Что ты тут делаешь?», если бы мне было до этого дело и если бы я хотя бы знал, кто это. Да и слащавость из голоса вмиг испарилась.
Шофер смерил меня взглядом и застыл, глядя на мои ноги. На лице его отразился ужас. Я тоже посмотрел вниз и обнаружил, что по щиколотку утонул в булыжной мостовой. По ощущениям, однако, я продолжал стоять на чем-то твердом.
Все в совокупности — и столкновение, и вопрос, и ботинки в мостовой — настолько напугали владельца авто, что он развернулся и побежал прочь. Для моего патрона это не стало подходящим завершением ситуации, он подобрался, и побежал следом с умопомрачительной скоростью. Я не бегун, но мне никогда в голову не могло прийти, что можно бегать так быстро. Быстрее, наверное, чем ехал на меня тот автомобиль. Это, впрочем, не помогло. Если преследуемый в костюме и бежал медленнее, то самую малость, расстояние сокращалось едва-едва. Преследуемый, казалось, по мере бега сокращался в размере, и выглядел сейчас скорее не как мужичок в костюме, а как подросток в пижаме. После нескольких виражей по подворотням, когда дистанция сократилась до нескольких метров, погоня привела нас в крошечный дворик, почти всю площадь которого занимала огромная клумба с двумя здоровыми белыми, округлыми каменюками.
Убегавший, не тормозя, бросился к ближнему из камней, стремительно открыл его крышку (да-да!) и нырнул внутрь. Крышка захлопнулась. Я решил было, что это подземный ход, но тут к сцене внезапно добавился еще один персонаж, видимо дворник, он яростно открыл крышку камня (если так можно выразиться) и оказалось, что это нечто вроде раковины, в которой, уютно свернувшись, как кот в коробке, лежал теперь уже совсем небольшой человек в белом. Да нет, не человек... И не в белом... Просто небольшое человекоподобное существо. Или нет, все же человек, но уж больно стилизованный под какую-то глиняную куклу. И весь грязно-белый, абсолютно. И лысый.
— Все, все уже! - заверещал он, подняв голову — Оставьте меня!
Дворник, тем не менее, вытащил его из укрытия и держал, свернувшегося, как еж, на вытянутых руках.
— Ты что это удумал! — грозно орал он, — Кто ж тебе, паршивцу, позволил!
И с размаху швырнул жертву на второй камень, который побольше. Вспышка, хлопок, и белый человечек исчез, а дворник задрал голову к небу и выставил руки, ловя в них что-то. Этим «что-то» оказался белый человечек, так, сгруппировавшись и упавший прямо в руки дворнику с обиженным и испуганным верещанием. Дворник так же с размаху шмякнул жертву о каменный столб ограды, тот отскочил, как мячик, так и не разворачиваясь, и точно упал обратно в свою каменную постельку.
Хозяину моего тела ситуация показалась разрешенной, и, не уделяя больше внимания воплям ни дворника, ни странного существа, он посмотрел на свои (мои?) ноги, по-прежнему утопавшие в земле, только теперь уже по середину икры. Вдруг щелк — и мы уже стоим обеими ногами на поверхности.
Мы повернулись и пошли прочь.
Я внутренне выдохнул и решил, что теперь-то самое время собрать воедино впечатления и понять, что же со мной и вокруг меня происходит. По тому, как я все здесь излагаю, может показаться, что я воспринимал события спокойно, совершенно не удивляясь абсолютно ничем. Нет, это было не так. Скорее, мое состояние походило на остолбенение, смягченное тем, что мне абсолютно ничего не надо было делать, я как бы смотрел кино высокой четкости с объемом, отличным звуком, обонятельным и кинестетическим каналами. Вкусовой, наверное, тоже был, просто не случилось проверить. В общем, только я решил поразмыслить над тем, кто я, где я и вообще, как вдруг заметил, что старые московские улицы теперь не пусты. Мало того, что не пусты, они населены совершенно невероятными типами. Все они были более-менее человеко- или зверобразные, большинство одеты, но на этом их привычность глазу и кончалась. Нас обогнал ящер трехметрового роста, одетый в костюм-тройку, навстречу шла вереница фигур, у которых ноги росли прямо от плеч, а лицо составлял главным образом нос, дорогу переходил свиномордый тип в рубашке, сшитой, казалось, из сплошных дипломов сертификатов, акций или чего-то подобного. По тому, как он задержал на мне безразличный взгляд, я понял, что он нас тоже видит. Мне показалось, что появление этих монстров как-то было связано с тем, что теперь мы шли по поверхности земли, а не по щиколотку в ней.
В общем, мое обалдение дошло до того градуса, когда все воспринимается как бы со стороны, довольно безразлично. Перенасыщение, что ли, чудесами... Вместо того, чтобы панически изобретать рациональное объяснение ситуации, я тупо глазел на странные фигуры и понимал, что моей фантазии не хватило бы, чтобы создать такие сны или галлюцинации. Нет, в какой-то момент я подумал, не сон ли это, но тут же сообразил, что во сне такой вопрос попросту не встает. В общем, меня настигло сначала отупение, а потом принятие ситуации. Что бы это ни было, действовать надо так, как будто это реальность. А что еще остается?
Тем временем владелец тела привел нас к той же двери, откуда мы вышли. То ли забыв про дрова, то ли решив, что негоже отлучаться так надолго, не предложив даме даже присесть. Не знаю. В общем, мы вернулись. Автоматическим движением патрон откинул дверцу почтового ящика, и... Нет, никаких чудес, просто неожиданность. В ящике стояла стоймя кисть женской руки в элегантной перчатке темно-бежевого цвета. Я почему-то понял, что перчатка (а, следовательно, и рука) принадлежала гостье, и ужаснулся. То же самое, судя по напряжению тела, ощутил и мой поводырь. Однако в следующее мгновение я заметил, что из перчатки торчат карандаши, то есть руки-то в ней нет. Видимо, это заметил и лидер, потому что тело расслабилось. Но это явно знак, сигнал, причем явный и неприятный. Мало того, за дверью, в коридоре стояла старая табуретка, а на ней — туфля того же цвета. Ясно, что гостья могла бы уйти без перчатки, но без туфель — вряд ли.
Я не знаю, кто такой владелец тела, но, похоже, явно его хотят каким-то образом заставить что-то сделать. Или чего-то не сделать. Кому-то он определенно перешел дорогу.
Я почувствовал, что в мире что-то щелчками меняется и опять же внутренним знанием понял, что лидер переключается между доступными ему моментами в недавнем прошлом, стараясь попасть туда, где что-то происходит. И на очередном щелчке перед нами оказывается довольно неприятная обрюзгшая фигура рабочекрестьянского вида. Обнаружив лидера, она на мгновение остолбеневает, затем стремительно пытается выскользнуть за дверь.
Лидер почему-то медлит, а я, автоматически дернувшись, чтобы преградить путь, вдруг выскальзываю из его тела, и мы оказываемся по обе стороны от фигуры. Мой вид почему-то вызывает у рабочекрестьянина ужас, внешность его волшебным образом меняется, и на его месте оказывается что-то среднее между человеком и жабой.
– Да там она, там. Спит, - шипит она.
Я чувствую, что это удовлетворяет лидера, и отодвигаюсь, чтобы дать жабе пройти.
- Смотри! - угрожающе бросает лидер ей в спину.
Мы проходим внутрь, садимся за стол, и только я собираюсь засыпать лидера вопросами, как он успевает раньше:
- Ну и как ты здесь очутился?
И я понимаю, что ответить мне на это совершенно нечего.
Нет комментариев
